 Я родился 9 марта 1924-го года в городе Геленджик Краснодарского края. Мой отец работал сначала матросом, потом кочегаром на пароходе, после Великой Отечественной войны стал бухгалтером.Мать всю жизнь трудилась портнихой. Ее назначили начальником портняжного цеха на большой фабрике, потому что она хорошо знала свою профессию и умела трудиться. Ее всегда выдвигали на ответственную работу. У меня были братья, старший и младший, и старшая сестра. Все мы, кроме младшего брата, стали участниками Великой Отечественной войны. Старшего брата звали Владимир, он родился в 1910-м году, вначале был летчиком, а после ранения служил в танковых войсках, его хотели демобилизовать, но он был патриотом, и упросил оставить его на фронте.Был несколько раз ранен, после войны работал в комиссариате. Я ушел вторым на фронт из семьи, добровольно, мне еще не было 18 лет.
К 1940-му году мы переехали в Среднюю Азию, где я окончил 10 классов, после чего поступил на двухгодичные курсы иностранных языков, на которых изучал немецкий язык как основной. Уже тогда я хотел стать военным переводчиком.Наши курсы находились в городе Кызылорда, при педагогическом институте. Я поступил на них в 1940-м году, но окончил их уже ускоренно в начале 1942-го года, поскольку началась Великая Отечественная война. Вскоре моя сестра написала заявление с просьбой отправить ее добровольно медсестрой на фронт, за ней я в военкомате написал такое же заявление.Меня направили в Ташкентское военно-пехотное училище имени Владимира Ильича Ленина, здесь мы изучали стрелковое дело, а перед началом контрнаступления под Сталинградом нашу группу перебросили на фронт, где мы в качестве подносчиков снарядов воевали до конца ноября 1942-го года. Здесь я понял, насколько непростое дело служить в артиллерии – подносить снаряды со склада к пушке на передовую нужно было в течение 3-5 минут, то есть таскали их почти бегом. Когда артподготовка закончилась, стало легче, снаряды таскали каждые 15 минут. После нас направили в Гомельское военно-пехотное училище, эвакуированное в город Кирсанов Тамбовской области. Здесь я в течение четырех месяцев учился в артиллерийском батальоне, и в феврале 1943-го года нас выпустили. Вообще-то большинству курсантов присвоили звание младшего лейтенанта, но я стал лейтенантом, так как сдал все экзамены «на отлично». Кроме того, я хорошо знал немецкий язык, и мог работать как референт-переводчик, то есть переводить трофейные вражеские документы и разговаривать с военнопленными. При распределении по фронтам меня спросили, где я родился, чтобы каждый из нас смог проявить себя при освобождении родной земли.Ответил,что родился в городе Геленджик, а он находился неподалеку от «Малой Земли», где как раз шли бои. Я туда прибыл, все офицеры получали назначение после встречи с начальником политотдела 18-й армии Леонидом Ильичом Брежневым.На «Малой земле» принял первый бой. Был командиром огневого взвода 45-мм орудий, которые называли «Прощай, Родина!» Но наши небольшие пушечки стреляли метким огнем до 2,5 километров, и хорошо помогали пехоте подавлять пулеметные точки противника.После начала наступления наших войск под Новороссийском меня перевели в состав 276-й стрелковой дивизии, которая освобождала Темрюк, и получила почетное наименование «Темрюкской». Принимал участие в форсировании Днепра, переправлялся вместе с расчетами орудий в боевых порядках пехоты. Больше всего мне запомнилось освобождение Киева. Только мы прошли метров 300 в городе, как прямо на улице открылся люк, мы его сразу же окружили, помогли поднять, и оттуда вылезли мирные жители, которые убежали от оккупантов. Оказалось, что многих киевлян, особенно взрослых мужчин и женщин, немцы отправили в Житомир, расположенный от Киева приблизительно в 140 километрах, а те, кто не хотел покидать родной город, спасались в подземельях. Там находились сотни людей, они нам рассказали, что в Киеве повсюду к балконам прикованы вместе с пулеметами бандеровцы и власовцы. Проходить по улицам действительно было непросто, потому что пулеметчики с MG-42 постоянно обстреливали нас.Нам с двумя 45-мм орудиями приходилось сбивать эти точки. Тщательно прицеливались, и только ее собьешь – больше никто не стреляет. Благодаря такой тактике мы в течение четырех часов освободили свой участок. По показаниям военнопленных удалось установить, что против нас действительно воевало немало предателей. Потом мы освобождали Житомир, где немцы подожгли обувную фабрику, столько было огня. Оккупанты это сделали специально, чтобы они смоглизадержать наши войска и подготовить контрнаступление. В ходе этих боев меня сильно ранило в ногу и голову и контузило.После того, как удалось остановить врага под Житомиром, мы начали наступление в сторону Западной Украины. Якак раненый находился в обозе, и буквально каждый час мне приходилось разговаривать с пленными. Допросы велись очень гуманно, я брал «зольдбух», у каждого немецкого солдата или офицера такая книжечка была, и внимательно изучал.Там было много кодов, с помощью которых указывалась информация о наградах, сколько ее владелец находился на войне, как и за что ему платили.Так что в ходе допроса я их быстренько ловил, если пленный что-то не так рассказывал, как указывалось в «золдьбухе», и таким образом узнавал все, что нужно – какая часть, откуда прибыла, какова ее сила и задачи. Это была кропотливая работа, несмотря на ранение работать приходилось круглыми сутками. Немцы вели себя на допросе по-разному, это во многом зависело от социального положения. Как-то так получилось, что в тот период войны мне встречалось много солдат из Гамбурга, а там все были рабочими, многие из них революционно настроенными, так что некоторые с пониманием относились к той антифашистской пропаганде, которую я вел в конце допроса. И мы помогали таким военнопленным, отправляли их к представителю Национального комитета «Свободная Германия», где они писали заявление на имя Вальтера Ульбрихта.Кстати, пленным я часто рассказывал, что с Комитетом активно сотрудничает сдавшийся в плен в Сталинграде командир 6-й немецкой армии генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс.Вскоре меня назначили военным переводчиком в составе 151-го стрелкового полка 8-й стрелковой дивизии, которая в годы войны получила почетные наименования «Ямпольская», «Краснознаменная» и была награждена Орденом Суворова. Мы принимали активное участие в боях за Сандомирский плацдарм. Снова поставили командиром огневого взвода 45-мм орудий, так как людей в полку не хватало. В первый же день при отражении немецких контратак почти все на батарее были убиты или ранены. Один комбат не получил ранения, остальные офицеры и солдаты вышли из строя.На плацдарме меня вторично ранило, пуля прошла через левый бок, но ранка оказалась небольшая, крови вытекло немного, так что я не стал идти в госпиталь, потому что кровоизлияния не было. Перевязали меня, и вскоре нашу дивизию отправили в тыл, где нас переформировали. Далее мы освобождали Словакию и Венгрию, юг Польши. Шли по направлению к Праге, и нам очень сильно помогали партизаны. Среди них оказалось много наших ковпаковцев, остальные были в основном словаками, которые составляли до 80 % личного состава партизанских отрядов. Встречались нам и венгерские партизаны, но их было очень мало. В мае 1945-го года мы освобождали Прагу. К тому времени я был удостоен четырех Благодарностей Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина и был награжден орденом Красной Звезды. 9 мая 1945-го года мы как раз вошли в Прагу. Кстати, об этом сейчас практически не пишут, но в Чехии восстание подняли не только коммунисты, но и «Дома Брана» - националистическое движение, по типу бандеровского. Это название переводилось как «самооборона», и они объединялась с власовцами. Но нам они не сопротивлялись, и в течение одного дня мы разоружили всех националистов, которых вместе со сдавшимися власовцами отправили на подводах в тыл под охраной автоматчиков.Вскоре наши особисты установили, что «Дома Брана» присоединилась к восставшим по тайной просьбе немцев с целью задержать советские войска, пока немецкие части не сдадутся западным союзникам. Они отступали на Запад для того, чтобы сдаться американцам, поэтому немцы решили организовать среди восставших неразбериху, но у них ничего не получилось, мы мгновенно нейтрализовали их агентов и до 12 мая 1945-го года продолжали арестовывать власовцев и эсесовцев. После освобождения Праги ускоренным маршем двинулись вперед, обгоняли отступающие немецкие части и брали их в плен. Колонны военнопленных растягивались на километры.Мне пришлось много работать, разговаривать с немцами, если попадались рабочие или склонные к коммунистическим настроениям, то некоторых таких ребят мы направляли прямо домой и при этом говорили: «Иди в родные места, и всем рассказывай, что мы тебя добровольно отпустили, и ты устанавливаешь народную власть». Все колонны пропускали через такой фильтр. Попадались и убежденные эсесовцы, фанатично чтившие Гитлера, мы их отправляли в трудовые лагеря Советского Союза, чтобы они работой искупили вину перед нашим народом. 
|
